Я вяло ковырялась ложкой в тарелке с кашей. Фамильное серебро. Можно попытаться продать, когда сильно понадобятся деньги. Хотя много за него не дадут… Это только в человеческих сказках демоны могут делать деньги из воздуха. А в жизни всё гораздо сложнее…
До слуха донёсся голос отца:
– …основы закладываются в юности. Если с молодости не позаботиться о здоровье, то в старости никакие порошки и микстуры уже не помогут. Ещё Гиппократ писал, что залог здоровья – в соблюдении чёткого режима дня. Поэтому ваши идеи насчёт регулярных прогулок не только весьма удачны, но даже научны…
– Пап, а как у нас с деньгами?
Мой вопрос, кажется, застал его врасплох. Мэтр де Мюссе резко смолк и растерянно заморгал.
– С деньгами? А что с деньгами? Почему ты спрашиваешь?
– Ну, видишь ли… Мне нужны деньги.
– Тебе? Деньги? Что ещё за новость?
– Да, знаешь, есть кое-какие потребности.
– Мари! – вмешалась мать, пока отец ловил ртом воздух. – Мы всегда обеспечиваем тебя всем необходимым, ты же знаешь. Но сейчас не лучшее время…
– Похоже, денег нет, – удручённо пробормотала я.
– А что именно тебе нужно? – наконец выговорил, прокашлявшись, Жорж де Мюссе.
– Для начала, колье с бриллиантами. Потом, я собираюсь радикально поменять гардероб. Ну и, возможно, съездить к морю.
– Колье с бриллиантами? Поменять гардероб? – мать возмущённо всплеснула руками. – Да мы только на тебя и тратим всё, что удаётся скопить! Когда тебе пошили последнее платье? Три месяца назад, к Рождеству! А я, между прочим, уже год хожу в одном и том же…
Агнесса скорбно поджала губы.
– Ты в последние дни очень часто упоминаешь, что стала взрослой, – заговорила она после паузы. – Значит, самое время заняться решением взрослых вопросов. Подумать о замужестве. И, кстати говоря, копить на приданое. Коль скоро ты начала интересоваться деньгами, то должна понимать, что удачное замужество – твой единственный шанс обеспечить себе безбедную жизнь. Я знаю, тебе неприятна эта тема. Видит Бог, мы с отцом всегда принимаем в расчёт твои пожелания. Но правду ты обязана знать. Сейчас ты молода и красива, и должна этим воспользоваться, чтобы выбрать себе наилучшего супруга. Мы с отцом сделаем всё, от нас зависящее, чтобы организовать тебе удачный брак. Ближайшие два года будут решающими, потом возможных женихов начнёт отпугивать твой возраст. Мари, нужно на время забыть про грёзы и обратиться к здравому смыслу. Брак определит всё твоё будущее благополучие.
– Мари! – отец тяжело вздохнул. – Ты должна послушать маму. Мы с ней много говорили об этом. Её слова звучат немного… э-э-э… жёстко, но увы, такова суровая действительность. Если ты уже испытываешь к кому-то… симпатию… мы готовы понять и помочь. Если он небогат, то пусть хотя бы зарекомендует себя как надёжный и порядочный человек. А мы постараемся помочь вам обзавестись собственным хозяйством. Я убеждён, что к осени наши дела пойдут лучше, и мы отложим на твою свадьбу приличную сумму.
– А если ты действительно пока ещё ни в кого не влюблена, как говорила мне накануне, – продолжила Агнесса, – то тебе гораздо проще будет выбирать из всех имеющихся возможностей…
…Дальше я не слушала. По идее, матримониальные перспективы Мари де Мюссе вовсе не должны были меня волновать. Даже если она сгоряча выскочит за кого-то замуж, расхлёбывать последствия этого поступка ей придётся уже без меня. Какая разница, кого ей напрочат заботливые родичи? Однако, вопреки всякому здравому разумению, меня вдруг охватило странное тягостное переживание, для описания которого недоставало слов. Как будто вся окружающая реальность – включая и неодушевлённые предметы, и якобы одушевлённых персонажей – постепенно теряет объём и цвета, превращаясь в плоскую чёрно-белую картинку, на которой три человеческие фигуры едят кашу за столом. Такое преобразование не раз творилось с теми миражами, которые я выстраивала в восприятии клиента в ходе работы. Но там, в рабочей обстановке, все изменения происходили согласно моим планам и воле, и все нити управления сходились в моих руках. А здесь…. Я оказалась такой же частью картинки, как и все остальные действующие лица.
По мере того, как мир уплощался, он начинал душить: навалился на грудь, стиснул рёбра, не позволяя сделать вдох. Удушье накатило вместе с гнетущим чувством абсолютной безысходности. Я испытала острое желание немедленно разрушить начинающуюся гадкую метаморфозу. Необходимо было действовать поспешно, разя неведомое наваждение в самую сердцевину…».
…Они просто смотрели, не в состоянии дать оценку происходящему, настолько оно выглядело нелепо, неестественно, невозможно. Ещё мгновение назад их дочь, всегда тихая и сдержанная девочка, вела с ними обычный, пусть и не совсем для неё приятный, человеческий разговор в ходе обычной семейной утренней трапезы. И мать, и отец прекрасно знали, что если Мари чем-либо недовольна или огорчена, то лишь больше молчит и замыкается в себе. Пусть она и склонна придавать чрезмерное значение своим фантазиям, но всегда готова прислушаться к доводам разума.
Так почему же вдруг? Почему с грохотом отлетает к стене массивный дубовый стул? Почему безобидная с виду тарелка, теряя остатки каши, врезается в оконное стекло, круша его, как пушечное ядро? И почему существо, не отличимое по внешнему виду от Марии де Мюссе, одним прыжком оказывается на столе? И оттуда, возвышаясь надо всеми, издаёт пронзительный петушиный крик – и дважды, и трижды?
Резкий, нечеловеческий вопль, вырываясь из её горла, разносится по дому, вылетает в разбитое окно, смешивается со свежим мартовским ветерком и гаснет, растворяясь в пьянящем весеннем воздухе.
В следующий миг грациозная юная девушка легко спрыгивает со стола на пол. Из-за того, что подол её платья надувается, а затем опадает от движения воздуха, кажется, что она даже не прыгнула, а спорхнула, как бабочка с цветка. Она мило улыбается двум взрослым застывшим людям. Она произносит:
– Спасибо, было вкусно, мне пора, пока.
Она уходит.
Эпизод 4. «Лики Судьбы. Часть I. Воин»
«– Каким же нужно быть, чтобы Вам понравиться? – продолжал допрашивать её Гренгуар.
– Нужно быть мужчиной. … Мужчиной с каской на голове, со шпагой в руке и золотыми шпорами на ногах. … Я могу полюбить только такого человека, который сумеет меня защитить».
В. Гюго. «Собор Парижской Богоматери».
«…Моя четвёртая ночная вылазка закончилась скандальным разоблачением. В прямом смысле слова: скандальным. В ту ночь я, ничего не подозревая, проскользнула в дверь чёрного хода, которую предусмотрительно оставила незапертой. Увы, путь на второй этаж неизбежно пролегает через гостиную…
Они сидели там оба. На диванчике, рядышком, как попугаи-неразлучники. Оба бледные, с тем выражением лиц, какое бывает у родственников, если в доме находится свежепреставившийся покойник.
В канделябре горели свечи.
Моё театральное появление спровоцировало немую сцену, которая быстро переросла в сцену бурную.
Началось всё с банального: «Где ты была?!!!». Далее воспоследовал глубоко прочувствованный рассказ о том, как случайно обнаружилось моё исчезновение (маман, томимая смутными предчувствиями, заглянула ночью к дочери в спальню – проверить, всё ли в порядке…); какие усилия они приложили, разыскивая меня по всем окрестностям, и какие эмоции при этом испытали. И неожиданно, безо всякого логического перехода, закончилось сногсшибательным выводом: «У тебя есть любовник! Кто он?!!!».
Хотела бы я, чтобы их домыслы хоть отчасти соответствовали действительности…
Пытаться их в чём-то переубедить на тот момент представлялось делом абсолютно бесперспективным.
В течение дня, будучи запертой в собственной комнате, я имела возможность хорошенько поразмышлять о своём положении. Вывод напрашивался один: если я хочу впредь хорошо проводить время, нужно подыскивать новое жильё.
Побег я запланировала на ночь, а перед этим вознамерилась как следует выспаться. Мать несколько раз заходила в комнату, приносила еду, склонялась надо мной, но я неизменно притворялась спящей: хотелось избежать беспредметных разговоров.
В последние пару дней я поняла, что начинаю скучать в том человеческом болоте, которое избрала местом своего пребывания. Душа – то есть, то, что у демона имеется вместо души – требовала размаха, решительных действий, великих свершений. Мы, всё-таки, получаем подпитку от человеческих страстей; а там, где вместо страстей чавкает трясина, недолго и самому мхом обрасти.
Азартные игры уже успели мне надоесть: азарт присутствует лишь там, где имеешь дело с равным противником. В случае же игры с людьми ни о каком равенстве и речи не было. Какое равенство может быть между щепой и владельцем огнива? Те из них, кто хоть на полшага дальше прочих продвинулись в области игорного мастерства, просто не садились со мной за один стол. Благодаря своей относительно развитой интуиции, они чувствовали силу, которой не способны противостоять. Хотя вряд ли сумели бы внятно сформулировать словами свои опасения.